Пока латыш, натянув поводья, прикидывал так и сяк, то с сомнением поглядывая на девушку, то отмахиваясь от зудящей над ухом жены, на дороге как из под земли возникла группа всадников, которые, рысью подскакав к телеге, осадили лошадей и закружились рядом, бесцеремонно светя факелами в лица путников. Перепуганная латышка с воплем повалилась в телегу, закрывая голову руками, латыш замер, невольно втягивая голову в плечи, а девушка напротив откинула волосы с лица и подалась вперед с лихорадочно блестящими глазами.
Всадников было человек десять, судя по виду все – воины в легких панцирях с чеканными наплечниками, но без шлемов, их заменяли круглые меховые шапки с султанами из ястребиных перьев. Их предводитель, худой, надменного вида молодой темноволосый мужчина в камзоле рубчатого бархата с золотым шитьем, с богато отделанным поясом и оружием при нем, с аграфом из драгоценных камней на шапке, что-то сказал своему ближайшему спутнику – кряжистому, седому, с пышными усами, кольцами спускающимися на грудь, и тот произнес по-немецки, сильно коверкая слова:
– Не бойтесь нас, добрые люди. Мы христианам вреда не причиним.
– Слава Иисусу Христу, – помедлив, откликнулся крестьянин, и всадник слегка дернул уголком рта, что должно было, по всей видимости, изображать улыбку.
– Слава Иисусу Христу, – чуть пришепетывая, повторил он, склоняя голову. – Скажи, человек, куда ведет эта дорога?
– Куда? – Крестьянин с сомнением оглянулся на тракт, словно видел его впервые. – Так ведь к замку Сесвеген…
– Повезло нам, ваша милость, заночуем под крышей, – заметил седоусый уже по-польски, обращаясь к начальнику, между тем заметившего девушку и уже не сводившему с нее глаз. – Слышите вы меня? Как я и говорил, это дорога на Сесвеген. Эх, жаль, что оттуда прямого пути к Вендену нет, придется крюк делать и ехать-таки через Эрле.
Молодой человек рассеянно кивнул и распорядился:
– Узнай, кто эта барышня? Откуда она и куда направляется?
– Пан рыцарь, – к удивлению всадников девушка вдруг сама обратилась к ним на том же языке, – пан рыцарь, не откажите в помощи. Я – дочь дворянина, владетеля из замка Зегельс. Я возвращалась домой, но сбилась с пути и заблудилась. Пан рыцарь, кто бы вы ни были, прошу, помогите… – она запнулась, побледнев.
Пока девушка говорила, седоусый поднял выше факел, внимательно оглядывая ее с ног до головы. Теперь же он кивнул, обращаясь к начальнику:
– Эту барышню я знаю, видал прошлым летом, когда был в Дерпте. Она – дочка Унгерна из Зегельса, о котором слышно было, что он помер перед Пасхой. Не вспомню только, старшая или младшая, вроде бы у него их две было.
– Я – младшая, Мартина. Моя сестра Элиза сейчас в Зегельсе, и я направлялась к ней, когда… – не договорив, девушка помертвела и мешком осела в дорожную пыль.
В одно мгновение молодой поляк соскочил с коня, успев подхватить ее у самой земли. Мартина очнулась и попыталась отстраниться; видя на ее лице испуг, галантный кавалер неохотно разжал руки и даже отступил на шаг, не сводя с нее взгляда, под которым она, смутившись, опустила глаза. Тогда рыцарь с учтивым поклоном произнес:
– Не бойся, барышня, даже мысли такой не допускай, что здесь тебя кто-то обидит. Перед тобой Ян Спыховский, посол от светлейшего князя Константина Острожского, великого гетмана Литовского, еду с поручением к ливонскому магистру в Венден. Окажу тебе помощь, какую потребуешь, лишь бы она не была тебе в тягость. С радостью и великим удовольствием послужу благородной барышне.
Эта искренняя речь, как видно, пришлась девушке по душе, вернув ей уверенность в себе. Она даже попыталась поклониться в ответ, но оступилась и опять едва не упала. Спыховский поддержал ее, предложив руку для опоры куда с большим пылом, чем того требовало куртуазное обхождение. Но Мартина не стала отстраняться, сил ей едва хватало на то, чтобы удержаться на ногах. В голове у девушки стоял туман, и она совершенно не помнила, как оказалась одна посреди дороги, как не узнать дороги и понять, куда ведет. Ноги ее болели, словно прошли уже много миль, обожженные ладони горели, но сердце болело куда сильней. Страх, усугубленный одиночеством, пригибал к земле, и в какой-то момент Мартине и вправду стало казаться, что она навеки обречена скитаться в пустыне отчаяния, не видя человеческого лица. Неожиданное появление поляков, их вид, одежда, непривычный говор, подхлестнув воображение, вывели девушку из состояния мертвенной апатии, в которое она начала соскальзывать, а огненный взгляд молодого посланника, вместо того, чтобы окончательно смутить, вызывал странное томление, теплом разливавшееся в груди и заставляющее вновь ощутить себя живой. Невольно глаза у нее заблестели, а на бледном и усталом лице выступил румянец, преобразив ее настолько, что даже седой рыцарь удивленно закусил ус.
С ласковой улыбкой Мартина поблагодарила Спыховского, не слушая извинений в том, что он не может предоставить ей ничего удобнее своей лошади. Продолжая улыбаться, она позволила поляку набросить себе на плечи плащ поверх собственного и усадить себя в седло. Когда Спыховский запрыгнул следом, подбирая поводья, девушка с тихим вздохом прислонилась к его плечу и замерла. Весь ужас, пережитый ею, как по волшебству, стал отступать, кошмарные воспоминания меркли, постепенно стираясь из памяти. В глубине души она еще чувствовала отголоски прежней тоски и понимала, что они останутся с нею надолго, может быть, навсегда. Тени, стоящие за ее плечом, медленно отступали во мрак. Возможно, когда-нибудь они еще выйдут оттуда, но теперь Мартина не боялась встречи с ними, она ощущала в себе достаточно сил, чтобы без страха заглянуть в глаза прошлому, принять его таким, как есть, и не пытаться изменить. Отогревшись и чувствуя себя в безопасности, девушка впервые за долгое время позволила себе полностью расслабиться и погрузиться в мечтательную негу. Сердце поляка стучало под самой ее щекой, и этот стук победным колоколом возвещал жизнь, любовь, свет и радость – все прекрасное, что еще могло ожидать ее в будущем.
Но над этим Мартина не задумывалась – для этого она слишком устала.
Поляк заботливо отправил складки плаща, укутывая девушку поплотнее. Она с благодарностью подняла на него взгляд, уже находясь в том дремотном состоянии, когда человек почти не отдает себе отчета о происходящем. Его лицо было совсем близко, глаза, казавшиеся удивительно светлыми на загорелом лице, встретились с карими глазами Мартины и погрузились в них до самого дна, заставив сердце девушки забиться томительно и сладко. Мгновение, показавшее обоим бесконечным, молодые люди, не отрываясь, смотрели друг на друга, потом Спыховский коснулся губами век девушки, и она сразу уснула – быстро и легко, как в детстве.